– Погоди минуту, – неожиданно прервал разговор комбат, отключаясь.
Не успел Махнов еще раз выругаться, как в наушниках снова прозвучал повеселевший голос комбата:
– Значит, так, капитан. Продержись еще полчаса, я тебе помощь отправляю, группу Ильченко почти в полном составе. Они тут трофейными транспортниками разжились, оттого так быстро до научного центра и добрались. Сейчас грузятся. Ударите одновременно, вы с фронта, они охватят с флангов. Если успеют, сначала долбанут ракетами. Я со своей группой схожу с марша и возвращаюсь, атаковать третью цель пока не буду, своих держу в резерве. Экспериментальный центр важнее.
– Вот это – другое дело! – Махнов тоже повеселел. – Вот за это – спасибо.
– Спасибо Ваське Ильченко скажешь, когда встретитесь. Жди подмогу. Конец связи.
Ящеры были хотя и тупы, но по-прежнему многочисленны. Они лезли и лезли на огонь штурмовых групп, плотно осадивших «долбаную цитадель зла», как выразился знаток культуры древних потомков майор Харченко.
– Как самураи, право слово, – буркнул Ильченко, выцеливая очередную чешуйчатую тварь, прыгающую через вспаханную воронками и оплавленную плазмой землю.
– Самураи? – не понял особист.
– Ага, они. У нас в части халхингольцы были. Так рассказывали, как те перли с мечами на пулеметы.
Офицеры не спешили вперед. Теперь, когда группы с боем прорвавшегося сквозь толпу атакующих ящеров Махнова и высадившегося в тылу врага Ильченко встретились, взяв укрепленную базу противника в кольцо, главным стало методично подавить огневые точки по периметру активной обороны. И лишь затем прорываться внутрь, благо, тактика уже была отработана – здания прочесывали малыми группами по три-четыре человека. Максимум светошумовых или осколочных гранат, если уверен, что гражданских там нет. Любая дверь, любой поворот – бросок гранаты. И лишь затем – продвижение дальше. Комната за комнатой, коридор за коридором, этаж за этажом… И никаких самоубийственных бросков на стволы противника. Тут эффектность важна, эффективность, а никому не нужный героизм….
Перед началом атаки бойцы пришедшей на помощь группы развернули в тылу противника несколько пусковых и обстреляли базу ракетами с термобарическими боевыми частями, разрушив несколько зданий и огневых точек и посеяв в рядах защитников порядочную панику. К сожалению, запас ракет был ограничен, а зарядов с WX и вовсе не осталось после прошлого боя, так что пришлось все же идти в атаку.
Вообще, у русской пехотной лавы есть одно непримечательное оружие. Это оружие называется боевой клич. То самое знаменитое русское «Ура!». Немцы действительно сходили с ума от страха, видя несущуюся на них советскую пехоту. Они знали: если русские доберутся до траншеи – всё. В лучшем случае, плен в далекой «Sibirien». Это если повезет. Немецкое командование само подогревало эту панику, пачками издавая циркуляры о запрете рукопашных боев с советской пехотой. Исключением, пожалуй, была лишь дивизия СС «Мертвая голова», созданная из охранников концентрационных лагерей. Те еще отморозки… Ильченко в сорок втором дрался с ними на Северо-Западном фронте. В Рамушевском коридоре Демянского котла.
Ящеры тоже оказались отмороженными на всю уродливую башку, да вдобавок еще откровенно тупыми и почти полностью лишенными инстинкта самосохранения. Впрочем, последнее наверняка и планировалось их создателями. Адептам «чистого знания» нужны были бесстрашные исполнители, а не запуганные зверушки, боящиеся за свою шкуру…
– А еще они на эсэсманов похожи, товарищ майор! И те пятнистыми были, и эти зверюги тоже. Сами посмотрите, не чешуя, а чистый камуфляж. Одно слово – твари! – перекрикивая грохот разрывов и выстрелов, рассмеялся старлей Ильченко. И свалил короткой очередью из подствольного гранатомета еще одну рептилию, выскочившую из клубов дыма.
Бой заканчивается всегда внезапно. Вот только что еще стреляли, а сейчас уже и не в кого. Только где-то рядом трещит, распространяя удушливый дым, жарко горящий пластик перевернутого взрывом, искореженного до неузнаваемости флаера.
– Махнов, что у тебя? – вызвал Ильченко товарища.
– Периметр взят, капитан. Мои еще кого-то добивают, но сканеры показывают – чисто, – откликнулся Виктор.
– Отлично, приступаем к зачистке. Поехали…
Не торопясь, прикрывая друг друга и отслеживая малейшее копошение в руинах, тройки и четверки офицеров приближались к порядком порушенным, с выбитыми окнами и проваленными крышами, зданиям базы. Началось прочесывание и поиск уцелевших защитников.
Среди участвующих в прочесывании захваченной территории был и заместитель командира по политической части Яков Финкельштейн. Отказать ему комбат не смог, парень рвался в бой, и Крупенников с тяжелым сердцем разрешил ему присоединиться к группе Ильченко. Отправился с ним и отец Евгений, неожиданно настоявший на личном участии в операции, хотя оружие в руки брать категорически отказался. Не полагается, мол, и все тут!
Батюшка орудовал, так сказать, словом. И с неожиданной сноровкой помогал не поспевающим санитарам. Потери батальона пока были невелики, но раненых после начала штурма оказалось много.
– Молодец наш поп! – усмехнулся младший лейтенант Юра Микрюков. – Представь, замполит, собственноручно какую-то автоматическую лазерную пушку раскорячил. Подобрался потихоньку и гранату прямо в энергоблок забросил. Ну, чисто артсамоходка в рясе, ха!
Рясу отец Евгений, естественно, не надел, облачившись, как и все, в боевой скафандр. Это Юрий так фигурально выразился.