На взлет идут штрафные батальоны. Со Второй Мирово - Страница 47

Неожиданно Харченко схватил Зима за уши и вплотную притянул его лицо к своему, тяжело дыша табачным перегаром. Лицо майора побагровело. Робкая попытка ученого освободиться была пресечена коротким ударом ботинка в голень:

– Так говорили те, кто ставил опыты над самими собой, ты, погань! Люди, которые жертвовали СВОЕЙ жизнью ради науки! Кто сначала заражал СЕБЯ неизлечимыми болезнями, а затем вводил неиспытанные вакцины! А не такие твари, как ты! Таких как ты я собственными руками убивал с первого дня войны! – Харченко резко отбросил Зима от себя, так, чтобы тот удержался от падения со стула лишь в самый последний момент.

– Капитан! Сюда!

Васильевых, до того угрюмо качавший головой, послушно соскочил с подоконника, поудобнее перехватив нож.

– В общем, так, капитан. Этот слизняк, похоже, так ничего и не понял. Объясни ему, что именно я хочу от него услышать. Даю двадцать минут, – Харченко несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, демонстрируя допрашиваемому всю тщетность своих попыток успокоиться, и махнул рукой. – Да, поскольку времени мало, капитан, поясняю: меня не интересует целостность конечностей и половых органов этой мрази. Должны работать только голосовые связки. Пристегни его к стулу, чтоб не свалился, и поройся в аптечке, там должно быть противошоковое. Похоже, оно ему потребуется.

Все еще не верящий, что все это по-настоящему, Зим завизжал:

– Вы… Вы не имеете права! Так нельзя! Я же человек!

– Человек?! Это ты-то человек?! – В голосе Харченко нескрываемая ненависть уступила место ядовитейшему сарказму. – Да ты во сто крат хуже любого из этих крокодилов. Те хоть без мозгов. Пожрать – поспать – спариться. Да мне их куда больше жалко, чем тебя! Я даже приказал оставить жизнь некоторым из них. – Майор криво усмехнулся. – Вот только с кормом незадача вышла. Все, что найдено в холодильниках, уже похоронили. Так что если ты, ублюдок, не заговоришь на интересующие меня темы – то, что останется после работы капитана, обколем обезболивающим и противошоковым и отдадим зверушкам…

– Не надо!!! Не надо так!!! Я буду говорить, я хочу говорить!!! Уберите его!!!

– Хорошо.

Теперь майор говорил тускло-официальным голосом, напрочь лишенным всяких эмоций. Голосом жутко уставшего человека, тем не менее, обязанного выполнить в срок некую совершенно неважную, рутинную работу:

– Тогда сначала давайте поговорим об этом вашем Ученом Совете. Предупреждаю сразу, у меня уже имеются сведения, полученные от других задержанных, и проверить то, что я сейчас услышу, труда не составит. Вы это хорошо понимаете… подследственный?

Зим не заметил крохотной паузы, намеренно сделанной майором, никак не прореагировав на обозначение своего нового статуса, и Харченко сделал для себя определенный вывод. Даже сломавшись, он так и не смог представить себя в качестве обвиняемого, даже на уровне подсознания не смог. Что ж, все впереди…

– Д-да… – выдавил тот, не в силах отвести взгляда от нависшего над ним капитана.

Особист махнул рукой:

– Ладно, капитан, иди, посиди пока. И вот еще что, гражданин Зим. Если я увижу, что вы даете правдивые и чистосердечные ответы, получите одежду, горячий чай и небольшой отдых. Это тоже понятно?

– Да, – с облегчением выдохнул тот, убедившись, что Васильевых, разочарованно хмыкнув и смерив его не обещавшим ничего хорошего взглядом, и на самом деле отошел к подоконнику.

– Тогда рассказывайте. Что собой представляет Ученый Совет, где расположен, кто в него входит, какие цели преследует. Если будет нужно, я вас остановлю и задам уточняющий вопрос, если соврете… – Харченко неожиданно перегнулся через стол – вздрогнув, Фил интуитивно отпрянул, едва не свалившись на пол, – и с нехорошей улыбкой негромко добавил: – А вот если соврешь, будешь наказан. Быстро и эффективно. Итак, я слушаю…

* * *

– Хорошо, допустим, относительно Совета вы не соврали. Теперь расскажите несколько подробнее, чего вы конкретно добивались своими… экспериментами?

– Вы об-бещали одежду и отд-дых… – заискивающе глядя в глаза майору, пробормотал, заикаясь, Зим.

Фил окончательно замерз и последние минут десять сидел на стуле скрючившись, скрестив ноги и обхватив тело руками.

– Одежду я обещал в том случае, если буду убежден в правдивости ответов, а для этого мне необходимо сравнить ваши показания с показаниями остальных, – выдержав достаточную по его мнению паузу, Харченко брезгливо поморщился и кивнул капитану: – Ладно, Васильевых, накинь на него что-нибудь, а то еще окочурится раньше времени. А вот с отдыхом пока погодим. Впрочем, могу предложить горячего чая, – пора было переходить ко второй части – «размягчению» объекта.

Скрипнув половицами, капитан подошел и набросил на плечи Зима загодя приготовленный плед, найденный в одной из комнат отдыха. Магистр с удивительным проворством закутался в него, став похожим на кокон здоровенной жирной гусеницы, и особист неожиданно подумал, что его недавнее сравнение с насекомым оказалось верным.

– Если м-можно, чаю…

– Капитан, сообрази там насчет чая подследственному. Видишь, колотит бедолагу.

Громила Васильевых коротко кивнул и, тяжело топая, пошел к выходу. В дверях он обернулся и окинул пленного угрюмым взглядом, от которого тот немедленно поежился.

– Ну а пока несут чай, поехали дальше. Итак, чего вы добивались?

Фил неожиданно улыбнулся:

– Да все просто. Мы хотели получить чистую, незамутненную, горячую агрессию. Именно то, что увидели в вас.

– Во мне?

– Не только в вас лично, а во всех ваших солдатах. Честное слово, вы поистине прекрасные экземпляры! Но – увы…